Достояние павших  - Сергей Малицкий

– Выходит, – прошептал Дойтен, – что этот нюхач их?

– Не знаю, – покачала головой Сничта. – Еще одного страшного человека хотела показать тебе, но не вижу его. Впрочем, он в трактире и не появляется. Он как бы ни опаснее Алаин и даже всей ее троицы, и, вроде бы не с ними, так как сторонится их, но как будто такой же. Его зовут Дейк. В Дрохайте он уже месяца два, знакомы с ним многие, но никто к нему приглядеться так и не смог, и где остановился – до сих пор неизвестно. Больше о нем ничего не скажу, сам все увидишь и все поймешь.

– Как я его узнаю? – спросил Дойтен.

– Никак, – ответила женщина, поднимаясь. – Он сам к тебе подойдет. Думаю, уже завтра. Знакомиться. Берегись его. Кажется, он ведет какую-то игру. Очень опасную.

– А может я тоже опасный? – ухмыльнулся Дойтен.

– Не думаю, – вздохнула женщина и добавила. – Дурак, все таки, но с этим у вас у всех беда. Даже у этого Дейка. Еще вот что имей в виду… – она как будто задумалась, говорить Дойтену или нет. – Магии в Дрохайте нет, но для того, чтобы лишить человека разума, многого не надо. Можно и без магии обойтись. Кому-то и слова хватит.

«А кому-то и твоего силуэта», – подумал Дойтен.

– Будь осторожнее, – понизила она голос. – И с Алаин, и с ее спутниками, и с этим Дейком, и, кстати, с Фуаром. С ним всегда настороже стоило быть, а в последние недели что-то у него не то в глазах появилось… Муть какая-то. Впрочем, может быть, мне это кажется. Он всегда был неравнодушен ко мне, но скрывал это, а теперь словно от оси оторвался…

– Разве к тебе можно быть равнодушным? – усмехнулся Дойтен. – И кто такой этот Фуар?

– Член совета, глава рыбацкой общины, – сказала Сничта. – Большой и сильный человек с темным прошлым. Но не такой сильный, как мой муж. Поэтому он опасен… в безумии, – она замерла на мгновение и пошла прочь, бросив через плечо. – Я не прощаюсь, Дойтен.

«Вот ведь…» – с восхищением подумал Дойтен, провожая взглядом собеседницу и внезапно подмигнул лупоглазому, заставив того злобно оскалиться. У стола появилась Дора.

– Я должна собрать пустые блюда, – кашлянула она. – Хозяйка велела.

– Собирай, – кивнул, вставая, Дойтен и подумал, что сейчас куда лучше было бы упасть в мягкую постель, чем вести разговоры с неизвестным ему сэгатом непонятного храма. – Но вот эту бутыль я возьму с собой. Я что-нибудь тебе должен?

– Старателей Священного Двора заведение обслуживает за свой счет, – поклонилась ему Дора. – И монету, что оставил судья, я тоже положила в общую чашку. Ружье не забудьте, господин усмиритель.

– Никогда, – пообещал Дойтен и ухватился за цевье, довольно повторив про себя: «Господин усмиритель!»

В какой-то момент Клокс совсем уже было махнул на себя рукой. По молодости время от времени столовался у тимпалских вдовушек, но отчего-то едва ли не каждая из них рано или поздно начинала намекать на поход к алтарю, а в ответ на его недоумение – мол, что тебе без алтаря-то не живется, или давала Клоксу отворот, или начинала тянуть с него монету, а там и заводила кого-нибудь посговорчивее. Одна, другая, третья. Постепенно они становились все старше, а когда однажды Клокс понял, что обычные человеческие радости он может получить только за деньги, ему стукнуло пятьдесят. Тут бы и остепениться, выпросить хотя бы с полгода отдохновения от службы, отыскать кого-нибудь подобрее, да помилее, чтобы и на сердце легла, и гладить ее хотелось бы, да привести ее в небольшой домик, который Клокс успел справить на окраине Тимпала, и зажить как две губы на одном лице, но случилась беда в Гаре, которая вывернула наизнанку и самого Клокса, и Мадра, и лишила славную троицу их надежного предводителя – Эгрича. Года на три забыл после Гара о своих планах Клокс, тем более, что сделался судьей вместо Эгрича, и стало ему не до собственной женитьбы. Да и не успел он присмотреть никого, и не сладил бы с собственным выбором, если бы и успел. Просто посмотрел однажды в зеркало, что стояло в алтарной в нижнем храме, и увидел в нем не крепкого снокского мужичка в судейской мантии, а седобородого деда, пусть и молодящегося изо всех сил. Увидел и понял, что и та, которую он вдруг выберет, тоже увидит в нем деда. И не захотел этого.

С тех пор прошло еще девять лет. И всего двенадцать, как Клокс стал судьей. Многое случилось за это время, но именно те два дела, что пришлось Клоксу вместе с Мадром, но без Дойтена, которого храмовая служба забросила чуть ли не на год все в тот же Нечи, разбирать в Дрохайте, снова наполнили его жизнь смыслом. Не сами по себе, хотя эти два дела как раз не были завершены так, как следовало завершать всякое дело храмового дознания. Просто так совпало. Жена бургомистра – Сничта – оживила Клокса. Хотя поначалу ему показалось, что добила его окончательно. Он видел ее дважды. Сначала весной, когда она вышла к храмовым старателям знакомиться вместе с мужем – Байрелом и двумя сыновьями, один из которых тогда еще держался за ее юбку. Затем осенью, когда попросила Клокса уделить ей полчаса времени для личного разговора. По весне Клокс еще потешался вместе с Мадром шуточкам и слухам про майстру, хотя отметил красоту и ладность жены бургомистра, да и странное жжение в левой стороне груди почувствовал. Он бы, наверное, смеялся бы и осенью, если бы Сничта так же сидела за спиной Байрела, опустив глаза в пол и прикрыв лицо углом тэйского платка, потому что не почувствовал бы так остро занозу, пронзившую его. Но осенью она посмотрела ему прямо в глаза. Она села напротив, окатила его взглядом, разом смывшим с него лет сорок, и заговорила с ним так, как будто знала его все эти сорок лет:

– Прости меня, судья, что решила переговорить с тобой, но этот разговор слишком важен для меня. Может быть, и для всего этого города. Я прошу прощения, потому что знаю, что ты чувствуешь, но ничем не могу тебе помочь. Вот, говорю сейчас с тобой, а мой муж сгорает от ревности, хотя и знает, что я была ему верна и буду верна, пока этот город стоит под солнцем или живы и я, и он, и наши дети, сколько бы безумцев ни хотели разорвать наш союз.

Тогда оцепеневший с первого же ее взгляда Клокс с трудом выдохнул и стал смотреть в пол, потому что смотреть на Сничту и внимать ее голосу одновременно было выше его сил.

– Таких как я называют майстра, – продолжала Сничта. – Так что шуточки обо мне в городе ходят не зря. Но сведения о злых наветах до меня не долетали, а прочие фантазии меня не трогают. И тем не менее я действительно майстра. Глуповато звучит. Все равно как назвать саму себя красавицей. Но это все не про красоту, судья. Или не только про нее. Во всяком случае, так было в моем родном городе, а я пришла в Дрохайт с севера, из Абисса, я из тэйи. Так повелось уж тысячи лет, и у нас, и в других краях одна из тысячи девчонок рождается с внешностью майстры, одна из тысячи рожденных с такой внешностью, обретает ее существо. Хотя, некоторые считают, и я склонна им верить, что зерна этого дара рассыпаются поровну и могут отметить даже уродку, отчего ее уродство странным образом обретает притягательность и глубину. Колдовства в этом нет, сила майстры подобна теплу, которое приходит от солнца, даже когда оно прикрыто облаками, только тепло майстры согревает нутро человека. Порой даже порченное нутро. И тянет к майстре не потому, что с ней хорошо, а потому что плохо без нее. Поэтому я мало с кем общаюсь. Хорошо хоть, что в Дрохайте никто не обвинит меня в колдовстве. Но я пришла поговорить с тобой не для того, чтобы предупредить о боли, которая поселится в тебе после знакомства со мной. Я пришла поговорить с тобой, потому что эта боль горошина в корзине той боли, которую ты носишь в себе и без меня.